Кстати, о кранцах, но совсем не смешно.
Стояли мы у причала под погрузкой, а к нашему борту пришвартовалось однотипное судно.
После южного ветра была сильная зыбь, и наши суда то сходились бортами, то вновь расходились на пару метров. Чтобы удобнее было ходить, перебросили между бортами трап.
Сидим мы после обеда на палубе и наблюдаем, как их пьяный матрос пытается по этому трапу перебраться с нашего борта на свой. Со смехом и шутками мы комментировали его нелепые телодвижения и давали советы.
Наконец он решился на активные действия и, дождавшись, когда суда сошлись и не слишком качались, ломанулся вперёд, но замешкался на трапе, пытаясь поймать утерянное равновесие.
А пока он так корячился, суда вновь разошлись, и он свалился между ними. Стало совсем не смешно.
Мы бросились к борту и кинули ему конец швартового каната, за который он и уцепился. Но как только мы начинали его поднимать, он срывался и вновь падал в воду. Нам бы кинуть ему другой конец, на котором был огон, но – не судьба.
В это время суда вновь стали сходиться бортами, а это уже стало опасно. Даже пьяный, почувствовав это, стал громко орать.
Вдоль всего борта проходил привальный брус, как у нас, так и у них. Если брусья упираются друг в друга, то между бортами достаточно места для человека.
Вот только мы-то были уже загружены, а они – нет, и наша осадка была больше. Таким образом, наш брус оказался ниже, и они уже не упирались друг в друга.
Когда суда сошлись бортами, их брус закрыл нам обзор, и было не видно, что там происходит.
Крик матроса оборвался, а когда суда разошлись, его там уже не было. Мы бросились к другому борту, в надежде, что он смог поднырнуть и проплыть под днищем, но его не было и там.
Потом вызвали водолазный бот и его достали.
Он не был раздавлен, а – утонул, пытаясь пронырнуть под днищем. У него не хватило воздуха, но, судя по изрезанным до костей об ракушки рукам, он до последнего пытался проползти под корпусом судна.
Стояли мы у причала под погрузкой, а к нашему борту пришвартовалось однотипное судно.
После южного ветра была сильная зыбь, и наши суда то сходились бортами, то вновь расходились на пару метров. Чтобы удобнее было ходить, перебросили между бортами трап.
Сидим мы после обеда на палубе и наблюдаем, как их пьяный матрос пытается по этому трапу перебраться с нашего борта на свой. Со смехом и шутками мы комментировали его нелепые телодвижения и давали советы.
Наконец он решился на активные действия и, дождавшись, когда суда сошлись и не слишком качались, ломанулся вперёд, но замешкался на трапе, пытаясь поймать утерянное равновесие.
А пока он так корячился, суда вновь разошлись, и он свалился между ними. Стало совсем не смешно.
Мы бросились к борту и кинули ему конец швартового каната, за который он и уцепился. Но как только мы начинали его поднимать, он срывался и вновь падал в воду. Нам бы кинуть ему другой конец, на котором был огон, но – не судьба.
В это время суда вновь стали сходиться бортами, а это уже стало опасно. Даже пьяный, почувствовав это, стал громко орать.
Вдоль всего борта проходил привальный брус, как у нас, так и у них. Если брусья упираются друг в друга, то между бортами достаточно места для человека.
Вот только мы-то были уже загружены, а они – нет, и наша осадка была больше. Таким образом, наш брус оказался ниже, и они уже не упирались друг в друга.
Когда суда сошлись бортами, их брус закрыл нам обзор, и было не видно, что там происходит.
Крик матроса оборвался, а когда суда разошлись, его там уже не было. Мы бросились к другому борту, в надежде, что он смог поднырнуть и проплыть под днищем, но его не было и там.
Потом вызвали водолазный бот и его достали.
Он не был раздавлен, а – утонул, пытаясь пронырнуть под днищем. У него не хватило воздуха, но, судя по изрезанным до костей об ракушки рукам, он до последнего пытался проползти под корпусом судна.
